Воспоминания
(об А. Д. Костылеве)

О старшем друге
(г.н.с., д.т.н. А. Р. Маттис)

Первым ученым секретарем Института горного дела был Александр Дмитриевич Костылев. Он был ответственным за аспирантуру и на этой почве я с ним познакомился. В то время никакого отдела аспирантуры не было, все, что касалось аспирантов, а их тогда в ИГД было всего несколько человек — аттестация, планы работы, отчеты — все это шло лично через Александра Дмитриевича. Тогда и весь-то Институт был невелик — всего чуть больше ста человек. Тем не менее, работы ученому секретарю хватало. И в лаборатории (Александр Дмитриевич одновременно был старшим научным сотрудником лаборатории механизации горных работ и руководителем группы, занимавшейся исследованием шахтных погрузочных машин) он появлялся не часто. Мы, аспиранты, контактировали с ним тоже эпизодически, когда требовалось отчитаться или написать план на следующий год.

Обращал он на себя внимание своей неизменной подтянутостью, отменной вежливостью и корректностью. Надо заметить, и внешность у него была располагающая — немного выше среднего роста, широкоплечий блондин с открытым приветливым лицом.

Ближе мы с ним познакомились позже, когда он заменил уехавшего Г. В. Родионова на посту заведующего лабораторией. Мы быстро убедились, что Александр Дмитриевич всеми силами стремится сохранить в лаборатории товарищескую, деловую атмосферу, но разболтанности, безделья, панибратства со стороны сотрудников не допустит.

На всю жизнь запомнил я такой эпизод. Я жил тогда недалеко от завода «Тяжстанкогидропресс» на улице Бурденко, а оттуда до центра можно было добраться троллейбусом номер четыре или трамваем. Ходили они редко и медленно, довольно часто случались перебои и на то, чтобы доехать до центра, требовалось минут сорок, а то и больше; да еще 10–12 минут, чтобы добежать от Оперного театра до Института. Короче говоря, как-то я два дня подряд опоздал к началу рабочего дня минут на 15–20, и надо же было случиться так, что оба раза у нас в комнате был Александр Дмитриевич. Он спокойным тоном сделал мне какое-то замечание, я начал было оправдываться тем, что троллейбус ушел из-под носа и тому подобным. Он несколько секунд помолчал, пристально глядя на меня и затем, не повышая голоса, заявил: «Это все очень просто решается — надо выходить из дому на 15–20 минут раньше». И ушел к себе… Было стыдно, и я больше не опаздывал. И до сих пор, по прошествии без малого полувека, стараюсь приходить на работу вовремя. Естественно, это требование относилось ко всем одинаково. Сам Александр Дмитриевич был тоже весьма пунктуален.

Все мы были тогда очень молоды, А. Д. Костылев стал заведующим лабораторией в 37 лет и принимал самое деятельное участие во всех делах лаборатории. В то время (1962–64 гг.) активно строилось здание ИГД (на углу Красного проспекта и улицы Фрунзе) и считалось абсолютно необходимым помогать строителям в выполнении всяких вспомогательных работ. Чаще всего это была уборка строительного мусора в здании. Отвлекать на это квалифицированных строителей начальству казалось неправильным, а инженеры и научные сотрудники подходят для этой работы как нельзя лучше. Поэтому, периодически, когда подходила наша очередь, мы всей лабораторией отправлялись на стройку, и возглавлял наш дружный коллектив всегда Александр Дмитриевич. При этом он не руководил нами, а «личным примером вдохновлял» нас: грузил мусор в носилки, таскал эти носилки и так далее. Понятно, что и мы не «сачковали».

Вспоминается в связи с этим такой случай. В начале шестидесятых возникло мнение, что добиться резкого повышения урожайности зерновых можно только за счет равномерного распределения семян на площади. Существовавшие же сеялки высевали зерна весьма неравномерно – где густо, а где пусто. Поэтому Г. В. Родионову незадолго до отъезда в Киев пришла в голову идея создать сеялку, которая высаживала бы по одному зернышку через равные расстояния. Разработать такую сеялку он поручил одному из наших сотрудников — Г. Н. Сутягину. Действующий макет был через некоторое время создан и испытан в лаборатории. Надо было проверить в полевых условиях эффективность этого способа сева, и Г. Н. Сутягин изготовил десятка полтора фанерных шаблонов, через отверстия в которых следовало вручную «натыкать» зерна пшеницы, чтобы выбрать наилучшую схему размещения растений. Опытную делянку выделили в Огурцово. И вот однажды А. Д. Костылев посадил всю лабораторию в специально зафрахтованный грузовик, и мы поехали в этот совхоз. Мы дружно ворчали, ссылаясь на множество неотложных дел у каждого, но, тем не менее, все поехали и потом полдня лазили по полю на коленках и «сажали» эту самую пшеницу. Вместе со всеми ползал по полю и Александр Дмитриевич. Не помню, каков был результат нашей «посевной кампании», но работа была сделана.

Так же дружно ездили мы и на уборку урожая при непременном личном участии завлаба. Убирали морковку, капусту, турнепс…

Александр Дмитриевич внимательно следил за тем, чтобы все, что делается в лаборатории, делалось добросовестно, добротно. Когда в начале 1963 года я закончил вчерне диссертацию, он посадил меня перед собой, и мы вместе тщательнейшим образом вычитали весь текст, причем он добивался максимальной точности и ясности каждой фразы, каждого выражения. Безусловно, работа от этого очень выиграла…

Он и сам постоянно работал, много читал, не терпел расхлябанности и безделья. Видимо такое отношение к труду было у него в крови, от родителей.

Александр Дмитриевич происходил из крестьянской семьи. Как он сам много позднее рассказывал, отец его, имел довольно крепкое (по сибирским понятиям отнюдь не богатое) хозяйство, но, видимо, кто-то из сельских «активистов» позавидовал и их раскулачили. Александр Дмитриевич был еще ребенком. И вот когда семью везли на конной подводе в ссылку, им встретился обоз односельчан. Дело было зимой. Мужики поинтересовались, куда горемык везут и предложили главе семейства: «Куда же ты, Дмитрий, мальца везешь? Сгинет он там. Оставь его у нас пока, а дальше видно будет». Так маленький Саша остался у чужих… Позднее отец с семьей вернулся из ссылки и забрал сына домой. Повезло…

Другой пример. С восьмидесятых годов начался у нас «дачный» бум. Вокруг Новосибирска начали усиленно создаваться садово-дачные кооперативы. Как с гордостью сообщали в газетах, по радио и по телевидению, «отведены неудобья в таком-то районе на площади столько-то гектаров для нескольких кооперативов». Я сознательно привел термин «неудобья», так как отводились территории заболоченные, с оврагами, кустарниками и тому подобное, освоение которых требовало вложения огромного труда и денег на завоз грунта, корчевку деревьев и кустарников. Как будто у нас в Сибири мало угодий, освоение которых обошлось бы несравненно легче и дешевле… Но это так, к слову. Обзавелся таким участком и Александр Дмитриевич. Как-то я похвалился, что выращиваю интересный сорт помидоров — гигантов Де-Барао, что у них вкусные плоды и они красиво смотрятся. Словом, Александр Дмитриевич заинтересовался, я принес ему семена и осенью поинтересовался результатами. Выяснилось, что он получил урожай по ведру с куста. Сроду у меня не было ничего похожего. Спрашиваю, как это у него получилось. «А я проводил искусственное опыление». Оказалось, что Александр Дмитриевич мягкой кисточкой переносил пыльцу с цветка на цветок. Вот и добился рекордного урожая. Вот это трудолюбие…

Таким же трудоголиком он был и в Институте. Буквально до последнего дня своей трудовой деятельности он непрерывно трудился. Примерно в возрасте 75 лет они совместно с одним сотрудником (П. А. Маслаковым) задумали создать пневмопробойник с управляемой траекторией движения в грунте. К тому времени было известно, что такая машина создана в США фирмой «Эллайд Стил», но она получилась очень сложной, требовала наличия трех видов энергии — пневматической, гидравлической и электрической. Наши изобретатели решили создать управляемый пневмопробойник, который обходился бы только сжатым воздухом. И такая машина была создана, несмотря на все трудности 90-х годов, при чрезвычайно скудном финансовом обеспечении и успешно испытана на полигоне. Оказалось, что она может прокладывать в грунте скважину по дуге с радиусом кривизны 10–12 метров.

Большую часть своей жизни в Институте Александр Дмитриевич занимал различные руководящие должности: ученый секретарь Института (1957–62 гг.); заведующий лабораторией механизации горных работ (1962–88 гг.); заместитель директора по науке (1980–90 гг.); главный научный сотрудник (1990–2005 гг.), однако никогда он за «кресло» не держался. Так, он единственный в своем роде заблаговременно подготовил себе замену на должности заведующего лабораторией – Б. Н. Смоляницкого. Он всячески содействовал научному росту молодого научного сотрудника, бывшего аспиранта, создав ему условия для подготовки кандидатской, а затем и докторской диссертации, и с легкой душой передал ему руководство лабораторией. Прямо скажем, такое наблюдалось не часто. Гораздо чаще руководитель держится за свой пост до последней крайности…

Очень много времени занимала у А. Д. Костылева работа в редколлегии журнала «Физико-технические проблемы разработки полезных ископаемых» на посту ответственного секретаря, а затем заместителя главного редактора. Одновременно он много лет был заместителем председателя диссертационного совета. На этих постах ему много приходилось общаться с авторами и соискателями, и всегда он был дружелюбен, тактичен, несмотря на высокую требовательность.

При этом Александр Дмитриевич отнюдь не был «сухарем», не интересовавшимся ничем, кроме работы. Он увлекался, например, поэзией. Особенно любил стихи Есенина, много хранил в памяти и в подходящей ситуации мог подолгу читать их наизусть. Бывая в отпуске, очень любил дальние путешествия на автомобиле. Он побывал, например, в Средней Азии, в Хакассии, на Алтае. Особенно запомнилась мне поездка в 1983 году на маленькую речонку Кумир (приток Чарыша), вытекающую из-под одного из алтайских ледников. Места там исключительно живописные – бурные перекаты, водопады, довольно широкие и глубокие плесы, где вода кажется неподвижной, хотя на самом деле там тоже наличествует достаточно мощное течение. Мы с домочадцами ездили тогда на трех машинах — А. Д. Костылев, А. Я. Тишков и я. Днем бродили вдоль Кумира, любуясь прекрасными пейзажами, ловили хариусов с помощью «корабликов», вечерами – посиделки у костра с веселыми разговорами, песнями и, что греха таить, умеренными возлияниями… Много лет после этого длинными зимами вспоминали мы это путешествие и строили планы новой поездки на Кумир. К великому сожалению, планам этим не суждено было осуществиться.

Нельзя не сказать еще об одной черте Александра Дмитриевича — очень внимательном отношении к жене. Валентина Ивановна отличалась слабым здоровьем, а последние несколько лет вообще была прикована к постели, и Александр Дмитриевич каждые полтора-два часа бегал домой, проверить, не надо ли ей чего-нибудь. Благо, от дома до Института было совсем близко. За все это время я не слышал от него никакой «воркотни», неудовольствия, жалоб на усталость…
И все это не мешало ему плодотворно и творчески работать, несмотря на вполне преклонный возраст.

  Версия для печати